- Имя.
Йиска – от «ночь уже прошла» на языке коренных североамериканцев. Сам себе сокращений никаких не придумал, поэтому все еще открыт для новых идей.

- Возраст.
В переходной стадии между молодняком и половозрелой птицей – молочные всплески на крыльях вон еще не все вылезли.

Пол.
Мужской.

Вид.
Беркут.

Внешность.
Как ни странно – здоровый. Конечно, меньше самок своего вида, но все равно внушительный, с размахом крыльев в два метра и пятнадцать сантиметров. Ну, чего вы в орлах не видели? Сплюснутый клюв, похожий на молодой глупый месяц, загнутый книзу, цвета истертой слоновой кости, серой от пепла и времени. Глаза цвета апельсинового дерева, если с коры срезать самую верхушку – коричневого, теплого и прозрачного, с яркой сердцевиной в цвет медных монет, которые люди складывают столбиками на стойках оружейной, предвкушая бартер… двуручный меч на Кольцо Всевластия? Легко!
Перья – бурые, поленья с золой и огнем; на шее сзади топорщатся ступенями драконьих гребней. На макушке – россыпь белых щербатых полосок, сходящих понемногу. Лапы, схожие с толстыми узловатыми ветками шиповничьего куста, затянуты в перья и пух по самые пальцы. Задний коготь – самый большой и страшный, предмет особой гордости – и одновременно ненависти, потому как стоит зацепиться за ветку – к нему цепляется и труха, и подгнившие листья и еще бог весть что.
(Высшим пилотажем считается при посадке насадить на этот свой коготь какую-нибудь белочку. Йиска не пробовал, но – наслышан, весьма наслышан)
Крылья раскрываются совсем уж по-драконьи, и самые крупные перья топорщатся человечьими пальцами. В сложенном виде крестятся тамплиерскими метками. По одному здоровому снежному пятну – на каждом крыле снизу, что характерно для молодых и глупых. Хвост тоже двухслойный, какао и сливки – коричневый сверху, белый снизу, с дымной черной каймой, похожей на кокетливое дамское кружево.
Правда, часть оперения на груди, слева, регулярно выклевывается и выдирается – издержки трудного детства. Вследствие чего плохо зарастающая проплешина сверкает серо-розовой кожей в маленьких пухлых точках, припорошенных стыдливым птичьим пухом. В остальном – беркут беркутом, неприлично эффектный, когда дело доходит до потери управления и падения головой вперед в болезный сугроб. И даже голенькая кожа на груди его не портит.

Характер.
Простим Йиске то, что время от времени его нежно хватает Кондратий, и он начинает нести жуткую околесицу, лихо выковыривая из любовно раскроенной проплешины перья. Например: «Боже, храни Наварру! И спасибо за чудеса геральдики». Или: «Масонские ленты прелестны!» - подразумевая под словом «масон» не что иное, как испанскую провинцию, где делают самое лучшее розовое вино – а, следовательно, ленты цвета розового вина действительно прелестны. Нервно-взбудораженный Йиска не страдает разве что раздвоением личности.
Меланхолик по темпераменту и слегка приложенный на голову, любую беду воспринимает как свою собственную. До паники заводится быстро и охотно, как импортная газонокосилка. От проблем предпочитает бежать, квохча, а не решать: вот почему из прошлого гнездовища его с легкостью выселила кучка белок. Оттуда и патологическая ненависть к белкам, кстати.
Страстный демагог, особенно когда беседа проходит в четырех закупоренных стенах, вдали от опасности. Наличие реального собеседника необязательно. «Сам себе дурак!» - утверждает Йиска и с изяществом молодого кабанчика загоняет себя самого в угол в словесной пикировке.
К счастью, моменты особой душевной неразберихи частенько оставляют Йиску в покое. В такие моменты он все равно старается держаться где-нибудь повыше и высматривать в сугробе более или менее снедаемого паранойей зайца. Если что и приводит его мысли в порядок – так это момент пике, когда верещащие от ужаса снежинки разлетаются в стороны от того, как сильно бьет он по ветру крыльями, зайца прямо на льду разбивает паралич, а когти захлопываются на его спине, как клацающие волчьи челюсти. Йиску спасают старые добрые инстинкты, и покуда в сугробы тяжело валятся капли горячей напуганной крови, а сам он тяжело поводит лопатками, набирая высоту, он чувствует себя мыслящим трезво, как никогда, и Зов Предков распахивает ему зрачки асинхронным барабанным маршем.
Потом, конечно, наваждение проходит, и Йиска снова становится наивным, дерганым и, в сущности, добродушным парнем.

История.
Представьте себе уклончивые скалы, длинные, как Китайская Стена, прорытые бороздами-царапинами, усаженные неприхотливой сорной травой, с кучей ям и рытвин, издалека похожих на паучьи глаза. «Скоро твоя перчатка сочтет пустые гнезда» - оттуда Йиска родом.
Гнездо, в котором просидел он большую часть своего детства, по последней моде нависало над уступом так эпатажно, что если бы глупому брату или глупой сестре Йиски вздумалось откатиться к противоположному краю своего лежбища – оно легко перевернулось бы под их весом, и получилось бы что-то вроде цыплят тапака – только без помощи утюга. А под скалами трепетал и бился под дождем и ветром одичалый, суматошный лес, пахнущий сухими хвойными иголками и несъедобными грибами.
Дню к восьмидесятому от своего рождения Йиска впервые попробовал полетать. Крылья у него были узенькие, как долька каштанового листа, но и сам Йиска был тщедушен и вызывал только желание откормить и потискать – поэтому он довольно быстро привык к воздуху, в отличие от своих брата и сестры – что, возможно, и спасло его в конечном итоге.
Случилось так, что на последнюю осень, которую Йиска провел на родине, пришлись дышащие огнем и ветром грозы. Сверху накрапывал сухой натужный дождь, и гром рычал раззявленной пастью злобно и терпко – сразу после ослепительно-белых раскатов.
Сухая после лета листва загоралась быстро. От нее удушливо тлели иголки соседних сосен, станцовывала по стволам на землю горячая роса, потом огонь кидался на траву и мох, сжирал лишайники и трутовики, торчащие то тут, то там на деревьях.
О лесных пожарах Йиска до этого не слыхал никогда. Более того, вряд ли он представлял себе когда-либо, что такое на самом деле огонь. Пожар растоптал все, что было у земли, и муравьиными вереницами поскакал до самых верхушек деревьев.
Горело все и везде; дымом дышать было горько до влажности в глазах и в клюве. Новые молнии тонули в огненных лапах, а грома почти не было слышно за треском веток и тяжелыми стонами падающих горелых деревьев.
Йиска улепетывал в темпе presto, собирал пожарную копоть на кончики крыльев и пугался того, как жарко дышит ему с веток в живот. Когда в огонь повалился особенно тяжелый ствол, весь поеденный пламенем, сноп искр взметнулся Йиске прямо в глаза – от неожиданности он закрутился штопором и едва было не завяз в сплетенных старческими пальцами ветках.
Там Йиска впервые перепугался и впервые же услышал свой Зов Предков. Что-то толкнуло кровь в его сердце с неописуемой скоростью, и что-то в голове застучало словами: бей лети дерись кричи СПАСАЙСЯ!
Йиска спасся – куда бы он делся.
Сотворил себе холостяцкое убежище в здешних лесах, несколько более холодных и агрессивных, чем те, с которыми он был знаком.
И приготовился жить, как сыр в масле. No prob!

Стая.
Отщепенец.

Связь.
361 352 924