первые шаги
Небо было грязным, затянутым томной плёнкой туч, что, в некоторых местах, редела, обрывалась изнеженной тканью, обнажая ясную голубую чистоту. Это символ непостоянства - вон оно что. Мягкое гудение ледяного ветра в сухих листьях, и чистое "озеро" вновь заплывает серыми тенями, и так дальше. Шетсит переводит взгляд вниз. Тусклая вода с тёмными бликами плещется у самых лап и отдаёт холодом, идёт рябью где-то на середине. В глубине души рождается рефлекторная надежда на внезапные волны, да только не хватает силы у воздушного потока, и очаг смуты гаснет, только начавшись. Шетти отворачивается, всё так же держа длинную морду на передних лапах, сложенных крестом. Длинное худосочное тело неподвижно вливается в осенний бурый пейзаж, слегка разнообразя его цветом шерсти, которая, правда, помутнела после нескольких вольнодумных пробежек по размякшему лесу. Разрешить себе закрыть глаза, сонно опустить веки, забыться в дремоте среди лёгкого танца коричневых листьев, редких теней, что ветошью ложатся под деревьями при очередном набеге бесцеремонных туч на отёкшее солнце. Там, за спиной, миллиарды шипов, что преграждают дорогу истребителям травоядных и им самим. Но только сейчас это ёё место, она первая, а значит, ни одна глупая добыча не забредёт в лапы к дремлющему хищнику, находящемуся в мечтательных раздумьях. В желудке покачиваются волны, пустота даёт о себе знать всё чаще. Но Шетсит не спешит - свои ушли на охоту, позволив ей пофилонить, хотя кто их знает? А впрочем кто изучит «от и до» удачу? Вдруг за спиной послышится топот небольших копыт или даже маленьких пушистых лапок? Только соизволь не противиться инстинкту и утрёшь всем нос. А значит, согласно грандиозному оправданию своей растленности, можно уподобиться чуткому камню, что в разуме своём ведёт неслышные летописи, вовсю навострив уши и наблюдая за хитростью мира. Каждый день, всегда, вечность...
Мысли уплывают в озеро сновидений, тихая погода с ласковыми проблесками солнца вытягивает последние сомнения. Всё утекает в озёрную пучину, под аккомпанемент случайных птиц, которых мы привыкли не замечать.

Мерный ток внезапно накатившей дремоты захлестнуло чьё-то быстрое приближение и знакомый запах. Но уж если, уши, по всем физиологическим законам, так и не заснули, то податливый мозг и зрение давно отдались в царство Морфея, не думая о последствиях. Поэтому, не успев сконцентрироваться и принять достойную оборону, Шетти подверглась внезапному налёту Нейвы - ещё одной такой же, почти как сама Шетти, нецелесообразной особи, что махнула лапой на жизненные потуги, кажется, с самого детства. Шетсит в тайне завидовала и восхвалялась этой личностью, понимая, что со временем утеряет мягкость собственного характера, и он тут же загрубеет, уподобляясь сотням таких же. Но сейчас, именно в этот момент, думать с кем ты имеешь дело, не приходилось, и пока уставший мозг не включился в работу, и не понял, кто решил атаковать спящего зверя со спины, Шетси резко вскочила, и, развернувшись на месте, уткнулась в мягкую шерсть приятельницы. Последнее явление разума всплыло само собой, и когда, Шет наконец поняла, кто перед ней, то не задерживаясь на массовые прелюдии, не соизволила остаться в долгу. Однако сама неожиданность игры буквально сбила Шетти с боевой позиции, и та, неуклюже соскользнув задней лапой с невысокого обрыва с молчаливым спокойствием и азартной враждебностью, полетела на илистое дно, прямо в холодную рутину озёрной воды. Резкий холодный воздух на мгновение ворвался в тело и так же резко исчез, оставляя лёгкое першение в горле - Шетти захлебнулась воздухом раньше, чем водой.
Пятна масляных красок на поверхности разошлись, подёрнулись и всколыхнулись над головой "счастливицы" - Шет метко угодила своим телом в один из проломов. Наконец, оставив погружению отдельную драматичную паузу, Шетсит в пене волн и пузырей  заработала лапами, выплывая, что называется, в объятья к холодному миру.
И вновь та же ситуация с воздухом. Правда, на этот раз, необходимым. 
Со всем сопутствующим и нужным бурлением и хлюпанием Шет буквально выползла на поверхность, тяжело отдуваясь и покачиваясь от якобы непомерной усталости, что подобно холоду сковала все мышцы, и прилипла как мокрая шерсть. Однако же это всё шутки, и даже не отряхнувшись, и, не взглянув на соперницу как следует, Шет рванула с места с ярким задорным рыком, обнажая молодые белые клыки. Вся сладость мести представлялась ей в том, чтобы свалить внезапную гостью с ног и окатить её доброй сотней шуточных укусов, словно ледяной волной. Однако, пока она только влетела той в бок, пытаясь дотянуться до рыжей холки. При этом постоянно клацая зубами и чавкая ртом, как неумышленный волчонок, коим она пока, можно сказать, и являлась.

Открытый толчок передними лапами в грязь. Мокрая Шетсит отскочила где-то на метр, лапы разошлись в неусыпной дождевой глине, и волчица имела прекрасную возможность замарать тёмно-серое брюшко, однако же, кое-как удержавшись на своих четырёх, сделала пару молниеносных вдохов, и нырнула под длинное тело Нейвы, что усиливала свою хватку с каждым укусом. Однако, не обращая внимания на столь бесцеремонные терзания плоти, Шетти нашла в себе силы поддатнуть головой грязный живот соперницы, не жалея собственных сил. Воздух и всевозможные цвета шли серпантином перед глазами, обстановка крутилась в одноименном танце, заворачиваясь в тугую спираль, а потом, меняла форму, вновь, как-то странно напружиниваясь, останавливаясь и опять смешиваясь. Скользкий берег, полутёмные проблески воды и колючие заросли моментально сливались, и так же быстро расходились в стороны, ныряли то вверх то вниз. Благо Шетти не была занята разглядыванием окружающего их ландшафта и полностью погрузилась в борьбу. И после пошатнувшего соперницу удара, она решилась на отчаянный шаг - перекатилась на спину, задними лапами ударяя в незащищенное брюхо. Весовые категории обеих волчиц различались не сильно, и были почти сходны, а длинные сильные лапы Шетсит вверглись в борьбу так неожиданно, что Нейва столь мощным толчком была отброшена, пусть не далеко, всего лишь на какие-то пол метра, но это была небольшая победа в манёвре. Шет, не взглянув на неё, резво вскочила на все четыре, на секунд пять гадая - растянулась ли Нейва в грязи или всё же уцепилась за последнюю возможность устоять?
Почувствовав под лапами землю, она внезапно осознала бренность своей силы - бока стали тяжело вздыматься, а мерзкая влага, облепившая тела, теперь была словно панцирь и ещё более утяжеляла положение. Не выдержав одышки, Шетсит высунула язык, с изнемоганием и наслаждением ловя частицы холодного воздуха, что постепенно дарил силы и наделял спокойствием и сладостью всё тело.
Не забывая об опасности, она развернулась, чтобы не быть подвергнутой очередной атаке со спины. Расставив в устойчивой позе все четыре лапы, подняв клинообразный с комьями засохшей глины хвост и вытянув шею параллельно земле, Шетсит казалась вооружённой и угрожающей, хотя в глазах шныряли азартные искры, выдавая их хозяйку с головой.

Наглость блеснула в глазах сестры. Нейва фыркнула в ответ.
Какая наглость. Подобно старейшинам, рыжая была готова начать причитать, ругаться и рычать, вознося Небу мольбы о том, чтобы нынешняя молодёжь внезапно одумалась, и стала вести себя куда более спокойнее и сдержаннее.
- Не груби, – зло прорычала Нейва, но позу все-таки поменяла. Теперь она выглядела более расслабленной, пусть вздыбленная шерсть на холке с головой выдавала эмоции волчицы. Ну не умела она сдерживать то, что было внутри. А разве это такой уж недостаток? Зато Нейва была честна. Честна со всеми, без разбора. Её видели, её оценивали. А значит, она говорила правду. И ничего, кроме правды. Пожалуй, это был единственный и самый стойкий принцип. Принцип, который глубоко впитался в ткани рыжей, впитанный с молоком матери. Ненавистной и призираемой матери. Потому что она честной не была.
Внезапно появилась Ли. Вторая волчица, которую хотелось порвать на части.
Они обе были белые. Грязно-белые, правда, но все равно слишком похожи на Пургу. Нейва гордилась своей рыжей шерстью. Можно было даже подумать, что она пошла в отца. Или в бабушку. Во всяком случае, у неё не было этой тошнотворной белизны и бледноты. И слава богу. Это ведь отдельный повод для гордости.
Сколько раз Нейва пыталась найти у себя какой-нибудь действительно отличительный знак. Ну, скажем, темное пятно на животе или внутренней стороне лапы, или еще что-нибудь подобное… А потом долго мечтала, что она наконец-то повстречает отца. И он опознает в рыжей свою дочь. Какое же это было бы счастье…
Да. Нейве было проще любить выдуманного родственника. Без недостатков. Свободным, вольным, с играющим ветром в шерсти… Фантазии волчице было не отнимать. И было где разгуляться.
Новая колкая издевка, и снова рык вырвался из пасти рыжей. Но она не сдвинулась с места, продолжая восседать на земле своей пятой точкой. Кто такая эта Шетсит, чтобы из-за неё подниматься? Недопереярок. Щенок. Всего лишь ошибка Пурги.
- Бедные волчата Единой стаи. Видимо им не хватает собственных скудных силенок, чтобы отвечать на вопросы старших? – язвить Нейва не умела. Она была честна, и потому ярость вырывалась вместе со словами, сотканными из рычания. – Им нужны товарищи или сестры, чтобы быть увереннее. Разве так должен вести себя волк?
Пауза. Нейва перестала рычать, и теперь только сверкала глазами то в с торону Ли, то в сторону Шетсит. А потом произнесла то, что знала всегда:
- Ваше принятие в стаю было ошибкой.

Суметь удержать роковую позицию и не оплошать лишней тонной гнева. Суметь. Вот так вот просто, раз и навсегда, вытянуть себя в ровную линию, избрав стиль минималиста. Вот так просто. Избрать и вытянуть, вытянуть и избрать. Шетти вновь усаживается на мягкую грязь, размякшая глина неприятным холодом идёт по подушечкам лап, вымазанная в осенней почве волчица, склонив набок голову, может изобразить всего лишь удивление, сдержать хищнический оскал и не водить взгляд в сторону на всяких там сестёр. Пора твёрдо ступать на уготованную землю, в лапы скоропостижной судьбе. Пора начинать, начинать с малого.
- А ты отвечай тогда, ибо я не понимаю обоснованность претензий. Или, какие-то сведения ускользнули мимо моего чуткого уха? Тогда, каюсь, раз стая теперь не кочует... - опускает голову в сокрушенной задумчивости, какие-то странные планы вроде бы на лицо, медленно поднять взгляд и морду вверх, уставиться открыто, без отлагательных издевок и тайн, - Но так ли это? М?
Следующие слова рыжей. Задевают, мимолётно раскланявшись перед адресатом. Поверженное самолюбие мутит разум, Шет в истоме легкого гнева опускает веки, подкожный щелчок.
Чистый взгляд, без серых помутнений. Тёмный зрачок окончательно теряется в коричневой радужке. Тень на лицо.
- Волчата Единой стаи привлекают общественность, поддерживая то самое "единство", которое растерялось с того момента, когда некоторые решили уходить, но не ушли. Вот никто и не поймёт – «ни рыба, ни мясо мы», из-за таких вот неприятных казусов. Нооо, в таком деликатном случае, я смогу что-нибудь да ляпнуть в защиту волчат. Ну и конечно же, мада-ам, не стоит обобщать, а то обидятся. - Печальный вздох. Шетсит немощно опускает взгляд, веки дрожат в сонном смехе, искрится блеск на кончиках граней зрачка, но Шетти старательно отворачивается, кидает кивающий взгляд на сестру, полный лихого азарта. Она заводится с пол оборота, не задумываясь, сразу же бросаясь в пучину проникновенных, жадных, интеллигентных издевательств.
Круг часовой стрелки резко прерывается, вот оно то ненавистное мгновение! Последняя реплика режет на пополам с отвратительным звуком, пора научиться балансировать на узких тропках. Ещё секунда, заставить, заставить собственное "я" довершить молчаливый круг взгляда. Получается, получается! Тонкая линия не рвётся и скорее продолжает путь, Шетти кренит голову, и привычно срывает неопрятную фразу:
- Кто сказа-ал? - растянутое "а", и вроде бы она смотрит с наивным недоумением, но нет же, будто бы спохватилась, и вот вам сразу - и тягучесть равнодушных слов и нелепость пустоты - всё в ней.
- А впрочем... Нет проблем. - складки бодрости на узкой мордашке плутовки, бойкий взгляд куда-то между глаз недовольной собеседницы. Сестра что-то там говорит себе или другим. Действительно?

Другой не захотел, а может быть не смог, а может быть, ему ещё не надоело быть отбивным мясом. А может быть найдётся ещё множество причин столь ревностной охраны своих собственных вычурных слов. В любом случае, успев созерцать за секунды две картину надвигающейся бури, Шетсит лежала теперь, опрокинутая вновь на грязную землю. Нет, определённо последняя не оставит её в покое ещё долго. Как бы то не было, валяться в вышеупомянутой неприятной массе, с вытянутыми вперёд лапами, что прямо упирались в грязное брюхо Нейвы, было занятием не из приятных. А ещё когда на тебя в буквальном смысле этого слова давят сверху всей мощью собственного тела, кусают за горло, инстинктивно вжимая оскал собственных клыков всё глубже, туда вовнутрь, к коже, продираясь, вот-вот почти больно, то что?
Шет стиснув зубы, победоносно выдерживает чужой выпад, а как велик соблазн завизжать и обличить себя жертвой чужого безумия или попробовать вывернуться, или как-нибудь вот так, схватить за горло, вытрепав душонку из рассерженного тела. Но поздно, дорогие. Чуткий мозг осознаёт всю никчёмность положения и даёт равнодушные команды стать подобно железу. Вот и всё.
И вот, агрессивные челюсти вскоре смыкаются от горлышка далековато, и что-то опять, недовольное пробурчав в побудительном и восклицательном наклонении, уходят прочь, нервно и озлобленно прорываясь сквозь колючие заросли.
Шетти, всё ещё пригретая к земле и выставившая лапы вперёд в одном единственном рефлексе, осторожно прислушивается к треску шипов, ядовитому звуку раздираемой шерсти и молчаливого крика отчаяния.
Так же молча прикрывает оба глаза в сонном подобии облегчения. Губы, только что изогнутые некрасивой и предательской дугой, расправляются, идут плавной линией мрачной улыбки.
Шетсит не спешит, она поворачивает голову, делая вид развалившегося на солнце ребёнка, смотри внимательно, смотрит на сестру.
- Она действительно что-то знает или придуривается? - немного подумав, - или у неё "не все дома?" - недоумение и вопрос. Вопрос и недоумение - два любых взгляда сливаются вместе.
Шетти тягуче переворачивается и не спеша встаёт на ноги. Выпачканная шерсть свисает с двух сторон грязными комьями. Наконец, волчица решает отряхнуться, не подумав отойти. Полудохлая глина летит во всё стороны, падая камнем в жёлтую траву и на деревья, ну а что-то уже в воде, преждевременно создав очередную серию извилистых кругов. Шетсит перешагивает пустоту, вновь усаживается, рассматривая собственные лапы.
- А знаешь, я заметила, что вроде бы опытные взрослые ведут себя хуже нас...
Поморщившись от созерцания «приятного» вида, Шет вскидывает голову, угадывая взгляд Ли-и.
- А каком единстве мы тут говорим? Смеху подобно.